Опухшее сердце (из тетрадок)

Я в моменте. Момент опухшего сердца. Оно опухло три дня назад. Сейчас, спустя это время, в шесть часов утра полу бессонной ночи оно могло бы разбиться. Но густота, окутавшая его, не дает этому случиться. "Чайник привычно закипел" , как у Лермонтова в "Герое Нашего Времени". Меня удивило, что я хочу пить и что я что-то делаю чтобы напоить себя. Меня удивило, что я понимаю, что хочу чего-то. Убираю крошки со стола, они прилипают к ладоням и сажусь писать, наливаю себе чай из цветков кактуса. А что еще делать, если танцевать совсем не хочется??
Вся левая сторона отяжелела, тянет меня вниз к земле. И будь моя жизнь фильмом Ларса фон Триера, я бы сейчас, наверное, лежала, не двигаясь, на влажной, рыхлой, черной земле и между моими пальцами ползли бы дождевые червяки.
Но я нахожу силы и погружаюсь в глубину этой опухоли. Пью чай и порой вижу слабые просветы оптимизма в своих мыслях. Они настолько слабы, что цепляться за них глупо- не выдержат весь мой вес. Голова и тело хотят разного.
Следующее мое погружение случается в зале. Я на уроке, хотя двигаться совсем не хочется. Пить, кстати, тоже.
Танцевать с разбитым сердцем- хуже не придумаешь, не просто танцевать, а работать, так чтобы хореограф видел своим внутренним взором готовность всех молекул моего тела к единому действию. что бы он не сомневался в количестве свободного места, незанятой территории внутри моего существа и того, чем я определяю свою жизнь, для своего эгоистичного творчества. Я должна быть подобно раскатанному тесту, из которого можно вылепить все, что понадобится, и, в случае неудачи, снова раскатать и вылепить заново что-то совсем другое : грандиознее или тише, деликатнее.
 Быть танцующей, значит быть всегда готовой, быть копилкой, которую в любой момент можно вскрыть и выпотрошить все накопленные сокровища или угли. Быть готовой снова и снова оставаться опустошенной. И со временем опять накопить, чтобы еще раз отдать, отказаться, пропустить через себя, иногда имея возможность фильтровать иногда- нет. Бывает так, что промежуток между очередным опустошением и новым наполнением настолько короток, что умещается в одну ночь между репетициями.
Быть хореографом - это уметь создать безопасное пространство вокруг танцора для выражения всех его сомнений и потерь, его всплесков смелости и амбиций. Быть хореографом это уметь различать частотность этих амбиций. 
Пол шатается под моими ногами от мыслей, с которыми я пришла, это не скрыть, не спрятать, но очень нужно найти способ потерять их, чтобы тело не записало эти сигналы нервной системы в привычку. 
Чтобы в следующий раз, если сердце снова опухнет, память об этом не вылилась в низкочастотные амбиции доказать, что я выше сердца.

В танце я учусь именно этому, принимать лишь, то, что есть сейчас, а если уж нужно от чего избавиться, то самое лучшее это сжечь все своей бурлящей кровью от движений тела, за которыми не успевает собственный мозг и в панике уходит на отдых, прихватив с собой память.  Ко мне подходит репетитор
-Больше, еще больше! покажи мне больше! натяни кожу всего тела, да! да! всего! вытяни свои кости! с удовольствием, где твое удовольствие?!!! найди удовольствие! Еще!

в моменты таких диалогов между педагогом-репетитором и моим телом, мне кажется, что я только моргаю и больше ничего не делаю, хотя физически я отвечаю ее требованиям, но голову хочется зарыть в линолеум и стоять в ролл дауне кверху задом, чтобы никто не видел слез. Но бойкий крик репетитора подобен скалке, которая сначала лупит меня, а потом все таки раскатывает в гибкий пласт готового теста, потому что это ее работа, а быть профессионалом - это уважать труд других и позволять им наслаждаться своей работой